За два часа до снега - Алёна Марьясова

– И хохочет, и хохочет! А мужики наши? Ты видела? Все с неё глаз не сводят, – Тернова возмущённо сдула рыжую чёлку со лба.

– Нет, не видела. Я только пришла, – пробормотала Варя, наблюдая за Сашей.

Та уже болталась на верёвке в обвязке и каске. Нелепо размахивая ногами и громко хохоча, она никак не могла поймать стену. Страховал её Даня, а Лёня снизу пытался пояснять, какие зацепы удобнее использовать.

– Господи, что за цирк… – Лера не унималась.

– Да, ладно, Лер, мы тоже когда-то делали это впервые.

– Ой, Варя, ты же видишь, что человек намеренно привлекает к себе внимание. Такая красота неземная, конечно!

Варя замолчала. Она так часто делала. Ей казалось, что она продолжает разговор. На самом деле она отвечала молча: «Может быть, может быть, ты права. Но мужиков-то зачем обвинять? Мужики наши ко всем хорошо относятся. Всем помогают. На то они и мужики». Варя улыбнулась. Они называли между собой мальчишек «мужиками». Наверное, это странно звучало со стороны, но так уж повелось с самого начала, с пятого класса. С тех пор, как они стали заниматься туризмом. Алексей Петрович и Николай Сергеевич были главными мужиками, а все мальчишки старались быть на них похожими. С их подачи девчонки были на особом положении. Девочкам в походе всегда тяжелее, о них и заботы больше. Пацаны обустраивали бивак, забивали свои рюкзаки самым тяжелым грузом, подавали руку, помогали ставить палатки, забегали по тропе на перевал, бросали свои рюкзаки и возвращались вниз к отставшим «тёткам». Снимали с девочек рюкзаки и снова забегали на перевал. Кто они после этого? Мужики и есть. Варя повернулась к Лерке – той уже и след простыл.

Тем временем Сашу спустили. Из размышлений Варю выдернула вспышка фотоаппарата, которая, ударив по глазам, на мгновение её ослепила. Перед ней стояла абсолютно счастливая обладательница хорошей и, судя по всему, очень дорогой камеры.

– Варенька, ну что ты такая кислая?! Улыбнись! – не успела Варя опомниться, как Саша быстро сделала ещё несколько кадров.

Варя встала:

– Я не люблю фотографироваться.

– Ой, а зря! Я хорошо делаю портреты. У меня все красиво выходят. Даже… – Саша смерила Варю взглядом, прищурилась и захохотала. – В общем, все! Ладно, не обижайся. Это я так шучу!

Варя взглянула на весёлую Сашу исподлобья и пошла к отцу.

– Пап, я что-то устала, голова болит. Можно, я пойду домой?

Николай Сергеевич обнял дочь за худенькие плечики, поцеловал её в лоб и обеспокоенно посмотрел в глаза:

– Ты не заболела, моя хорошая? Температуры вроде нет.

– Нет, пап, просто устала.

– Заяц, давай так. Ты не уходи одна, не надо. Поздновато уже для одиноких прогулок. Мы сейчас ещё по одному кругу новичков прогоним и на этом завершим. Я и сам хотел сегодня пораньше закончить. У нас с мамой для тебя сюрприз.

Она кивнула и улыбнулась отцу вымученной улыбкой. Сюрприз – это хорошо. Сюрпризы она любила.

Варя пошла в раздевалку, медленно переоделась и снова села. Она ничего не могла с собою поделать. Силы её покинули. Её бесила в самой себе эта черта: прямая зависимость наличия физических сил от настроения. Почему, ну почему она не могла быть таким энерджайзером, как Лерка, например? Или оставаться всегда собранной и сильной, как Ксю? Нет же. Ей выдавалась энергия ровно в соответствии с уровнем позитива в её душе. А сейчас позитив куда-то испарился. Куда? И, главное, почему?

Даже отсюда, из раздевалки, она слышала Сашин хохот. И он её бесил. Что конкретно бесило, понять она не могла. Но было плохо.

Смеркалось. По дороге домой, пиная кучи жёлтых листьев, Лёнька трещал без умолку. В отличие от Вари, он пребывал в чудесном расположении духа.

– Слушайте, ну эта Сашка артистка, я ей говорю: «Ноги выпрями, не жмись к стене!» А она обнялась с зацепом и не отпускает. Ни вперёд, ни назад. Даня ей: «Разожми руки, я тебя спущу на веревке!» А она смеётся и держится. Пришлось мне подлезть и отцепить её. Только повиснув, поняла, что это не страшно.

Николай Сергеевич неодобрительно крякнул:

– Я видел, как ты геройствовал. Сколько раз говорил: без страховки не подниматься так высоко. Тебе хоть кол на голове теши.

– Да я же быстренько, Ник Сергеич! Калинка, Сашка на сноуборде катается. Она обещала и меня поставить. Бартер, так сказать. Мы её – скалолазанию, она нас – сноубордингу. Поедешь с нами?

– Поживем – увидим, – мрачно пробормотала Варя.

– Ой, какие мы важные! Как бабуля, отвечаешь прям. «Поживем – уви-и-идим»!

Лифт сломался. Поднимаясь по лестнице, уже снизу услышали, что на третьем этаже, как всегда, весело. Верка-самогонщица из тридцать третьей денно и нощно щедро торговала товаром. Трое клиентов спали прямо в лестничном пролёте, между вторым и третьим этажом. Запах соответствовал. Варя, Лёнька и Николай Сергеевич перешагивали через «синяков» под истошные крики какой-то пожилой женщины, долбившейся в квартиру №33. Женщина была, мягко говоря, нетрезва и едва выговаривала слова:

– Открой! Вера! Открой мне! Это я, Зоя! Я знаю, ты дома. Открой!

– Какая ещё Зоя? – орала Верка с другой стороны запертой двери. – Не знаю никаких «Зой». Всё! Лавочка закрыта. Закрыты мы, слышь? Иди домой.

– Ладно, – женщина едва стояла на ногах, – я уйду. Но я вернусь. Завтра. Поимей в виду, Вера! Я вернусь!

– Видать, новенькая, пароль не знает, – усмехнулся Лёнька.

От подъездных ароматов Варю затошнило. Зайдя домой, она упала в мамины объятия и, отказавшись от ужина, быстро помылась и ушла спать.

Без сил Варя рухнула в кровать, которая сначала медленно поехала влево, а потом закружилась в странном танце, словно осенний лист. Она слышала, как родители разговаривали на кухне. До неё донеслись обрывки папиных фраз: «…никакая сегодня, вообще не лазила…» И после услышала мамино, тревожное: «…не заболела бы».

Последнее, что успела подумать Варя перед тем, как провалиться в тяжёлый сон, было: «Сюрприз… Пап, какой сюрприз? Ты не сказал…» И забылась. Она не слышала, как спустя полчаса мама потрогала ей лоб, а ещё через три часа папа вызвал скорую, чтобы сбить высокую температуру, которую, родители уже знали, ничем, кроме укола, не собьешь.

Глава 2

«Выздоравливай, двоечница!» – «бзыкнула» СМС на Варином телефоне рано утром. Телефон вздрогнул, услужливо засветился и замер в ожидании руки хозяйки. Не дождавшись к себе никакого внимания, экран погас.

За час до этого Лёнька звонил и тарабанил в дверь квартиры семьи Калинка, пока наконец заспанный Николай Сергеевич не открыл ему. Коротко пояснив ситуацию и закрыв за Лёнькой дверь, Николай Сергеевич вернулся в комнату Вари, где он провёл ночь на раскладушке. Дочка, бледная и осунувшаяся, крепко спала, разметав ещё более чем обычно кудрявые волосы по подушке. Он поправил одеяло и поцеловал её в холодный, с испариной лоб. Варя вздрогнула.

– Пап, где мама? – прошептала она хриплым голосом.

– Маму срочно вызвали в институт, там у них что-то в лаборатории случилось. Спи.

Окончательно открыть глаза Варя смогла только к обеду. К тому времени папа уже приготовил плов и заканчивал с блинами. По всей квартире шли чудесные ароматы, только Варьку они сегодня не впечатляли. В ночной рубашке, лохматая, тихо, словно привидение, она появилась на кухне за папиной спиной и сначала присела, а потом прилегла на мягком диванчике, у стола.

Варя любила кухню. Во время ремонта папа её расширил и обшил деревом. Мама связала оригинальные шторы с пуговицами из сучков, которые выпилил папа. Варя зашлифовала их наждачной бумагой, а потом покрыла лаком. Люстру смастерили из старого каркаса и ниток в тон шторам. К ней подвесили глиняные разноцветные колокольчики. Вся стена над диваном была увешана Вариными и мамиными работами: расписными тарелочками, деревянными ложками, картинами по батику, небольшими корягами, похожими на причудливых животных. Они сшили несколько красивых подушек на диван. На полке за диваном стоял папин допотопный кассетный магнитофон. За ним – батарея кассет с бардами, Цоем и ДДТ. Справа на стене папа закрепил небольшой телевизор. Тут он смотрел новости и футбол. Просторная, светлая и очень гостеприимная кухня семьи Калинка согревала своим теплом всех, кто заглядывал к ним в дом.

Папа повернулся со сковородой в руках и увидел Варю.

– Проснулась, лапочка? Как ты? – он ловко перевернул блин в воздухе и тыльной стороной ладони поправил очки.

– Так себе.

– Ещё бы. Так перегорела ночью. Есть будешь? Я плов сварил.

– Нет. Не хочу. Тошнит.

– Ты зачем встала? Тебе лежать надо.

– Я и лежу, – Варя улыбнулась. – Я тут полежу, ладно, пап? Немножко. Ты на работу уже не пойдешь?

– Полежи, моя хорошая. Я отгул взял.

Николай Сергеевич принёс плед, тёплые носки, укутал дочь и протянул ей градусник. Варя молча взяла его и засунула под мышку. Он молча поставил перед ней кружку с горячим брусничным морсом. Варя молча стала его пить. Они с папой подолгу могли молчать. И было им тихо и хорошо вдвоём.